Дом Евы [litres] - Садека Джонсон

– Можно я на ребенка сначала посмотрю? Тетя Мари сказала, у тебя девочка.

– Назвала ее Леной в честь матери Липа. Она в твоей прежней комнате. Можешь сходить глянуть, только тихо. Если ты ее разбудишь, начнется полный дурдом.

Я как можно тише прокралась в свою прежнюю комнату. Мебель там была все та же, и над узкой кроватью на стене так и висел плакат с единорогом, который я выиграла за летний читательский конкурс. Между стеной и комодом в углу стояла плетеная колыбель-корзина. В ней спала малышка, укрытая тускло-желтым одеялом, и когда я наклонилась глянуть на нее поближе, от ее запаха на меня нахлынули воспоминания о Грейс. У меня внезапно обострились все ощущения, грудь запульсировала. Мне хотелось прижать ее к груди, но я только погладила ее по животу.

Последние несколько лет я думала, что мать меня не любит. Может, она и не любила – не так, как я хотела. Но теперь, когда я родила дочку и отдала ее, чтобы у нее жизнь была лучше, чем у меня, мои взгляды немного изменились. Много лет назад Инес оставила меня у Нини, потому что не могла обо мне заботиться. Точно так же, как я не могла заботиться о Грейс.

Когда я вернулась в кухню, Инес натирала куриную грудку маслом.

– Она похожа на тебя, – робко сказала я. В этом ей повезло – ни одной маленькой девочке не пожелаешь сходства с Липом.

Инес в ответ только сжала губы, потом глаза ее потемнели.

– Слушай, я же сказала, теперь все…

Я ее перебила.

– Можно я спрошу?

Она кивнула, и я торопливо продолжила, не давая себе времени передумать.

– Ты любила моего отца?

Нож выпал у нее из руки и стукнулся о крошечный кухонный стол.

– «Любовь» недостаточно сильное слово для того, что я испытывала к Джуниору Бэнксу. – Она помолчала. – Я на него молиться была готова. Мы вместе учились в старшей школе, и я всегда знала, что он не моего круга, но не могла перестать о нем думать.

Она причмокнула губами.

– У него была светлокожая семья, и отец при деньгах. Может, от этого я его только еще больше хотела. Не знаю, я тогда думала, что если буду хорошо выглядеть и делать, что он скажет, то он в меня влюбится. Мне хорошо давалась математика, и я мечтала, как буду помогать в их похоронном бюро, вести бухгалтерию. Как мы будем одной счастливой семьей… – Глаза у нее остекленели, и она замолчала, будто не была уверена, что хочет продолжать. Я терпеливо ждала.

Потом она пробормотала:

– Тебя зачали на заднем сиденье машины Джуниорова отца. Я думала, если дам ему, то он меня полюбит. А он просто исчез, и его мать надо мной посмеялась, послала меня, будто я пустое место.

Инес будто выплюнула эти слова, и я чувствовала, что это воспоминание до сих пор ее задевает. Она с яростью принялась солить курятину, потом посыпала ее перцем с лимоном.

– Когда Джуниор меня бросил, я осталась с носом. – Она достала курятину из миски и начала раскладывать куски на противне. – Но теперь, с Липом, все по-другому.

– Я рада за тебя, – выпалила я, и как только произнесла эти слова, поняла, что это правда.

– Мари всегда любила тебя как родную. Тебе с ней будет хорошо. Безопасно.

Последнее слово повисло в воздухе. Я представила себе, как бы мы жили, если бы напряжение между нами просто исчезло. Вот бы прийти к какому‐то компромиссу. Инес открыла духовку и сунула туда противень с курицей, потом вытерла руки о полотенце.

– Пока ты не ушла, тебе письмо пришло. – Она открыла ящик, порылась в лежащих там бумагах и бросила на стол конверт.

На конверте было темно-синим вытеснено «Государственный колледж Чейни». Неужели это то самое письмо, которому суждено изменить ход моей жизни? Плод стольких жертв. Я взяла конверт и сунула в сумку.

– Спасибо.

– Иди, пока не слишком стемнело. Ты же знаешь, как местные придурки себя ведут, когда солнце заходит.

Я встала. Мне ужасно хотелось, чтобы Инес подошла и обняла меня, но атмосферу между нами разрушил пронзительный крик ребенка.

– Черт побери, – буркнула Инес себе под нос, но потом невольно улыбнулась. Бросив полотенце, она поспешила по коридору к своему ребенку.

Последнее, что я услышала, закрывая за собой дверь, – это воркование Инес: «Кто хорошая девочка? Кто мамина деточка?»

На следующее утро на кухонном столе Элинор ждала записка от матери. Лоррейн предупреждала, что ушла навестить сестру Кларис, пожилую женщину из их церкви, и вернется через несколько часов. На плите стоял готовый завтрак – яичница, бекон и булочки. Элинор съела все подчистую. Она не звонила Уильяму с тех самых пор, как приехала, и ей вдруг захотелось с ним поговорить. Элинор сняла трубку, но потом положила ее обратно, не набирая номер. Что она ему скажет?

Сколько Элинор себя помнила, в углу гостиной лежала стопка журналов «Эбони», так что она пошла взяла январский номер. На обложке был истребитель. Полистав журнал, она начала было читать статью «Угроза абортов», но тут в дверь негромко постучали. Элинор очень надеялась, что мать не сообщила всему свету, что она приехала, потому что ей совершенно не хотелось принимать вереницу гостей. Она положила журнал на кофейный столик и выглянула в глазок. Когда она увидела, кто это, у нее перехватило дыхание.

– Я знаю, что ты тут, Элинор. Пожалуйста, открой дверь.

Элинор со вздохом повернула ручку.

Роуз стояла на узком деревянном крыльце в пальто из черной норки длиной до полу и в такой же шляпке с кожаным цветком. Она выглядела как кинозвезда, которая по ошибке попала не в тот дом, не в тот город, не в ту вселенную.

– Ну что, пригласишь меня войти? – Роуз подула себе на руки. Элинор знала, что мать бы ее сейчас отругала за грубость. Она отошла в сторону и впустила Роуз в дом своего детства. Свекровь обвела взглядом потрепанную мебель в гостиной, отмечая каждую царапину и щербину. Вся обстановка служила семье Элинор много лет – ее родители считали, что вещи следует заменять, только если они сломаны и их нельзя починить. А Роуз меняла обстановку каждый сезон.

– Так вот ты откуда. – Элинор положила пальто и перчатки на подлокотник кресла.

– Как вы меня нашли?

– Иногда женщине просто нужно домой. Со мной такое тоже пару раз случалось.

Элинор взмахнула рукой, предлагая Роуз разместиться